Розенкранц и Гильденстерн мертвы / Rosencrantz and Guildenstern Are Dead

Не знаю, что говорили критики о наличии или отсутствии «злого» умысла в привлечении именно этих имён — Розенкранц и Гильденстерн — но в вязи смыслов они занимают не последнее место. Не мерещится ли вам в Розенкраце розенкрейцер? Человек, что не видит пользы ни в какой политике и полемике, а только в том, чтобы распознать законы окружающей физики? Но имя ложно, Розенкранц в правильном написании означает Розовый венок или Чётки, это имя должно давать хозяину нежность и набожность. Розенкранц просто обязан быть милым ребёнком, молча складывающим из осколков окружающего слово «жопа». С Гильденстерном иное дело. Он не настолько ясен мне семантически. Скорее, он — ремесленник. Гильдии Звезды. Какой печальный парадокс: рожденный ползать смотрит в небо и верит в незначительность бремени своей истинной сущности. Не тут-то было. Гильденстерн оказывается маленьким оратором с большой претензией, циничным нигилистом, в глубине души верящим в божественное прощение. В то время как нежный Розенкранц испытывает свойства материалов, изобретает двигатель и аэроплан, открывает закон вытеснения объёма и проверяет, каково голове лежать на жёстком венке одра, Гильденстерн ворчит и мается риториками. Всё это настолько прозрачно, что имён называть, действительно, не возникло необходимости. И пусть не помнят: ни себя, ни своих причин.

Режиссёр бродячего театра — особая фигура. Его нельзя напугать, догнать, изменить его планы, подчинить, убить. Он и его актёрский бестиарий — существа нечеловеческого порядка, и он открыто и с гордостью заявляет об этом, упоминая их способность множественности умираний с неизменными воскрешениями. Считаемые по умолчанию пьесы реальными героями Гамлет и его окружение столько раз пропускаются через отсекающую всё периферическое призму его дьявольского лицедейства, что и сами стремительно теряют реальность: куклы, смотрящие как куклы смотрят кукольный театр. Эта воронка и поглощает в итоге бедных модников, монета колеблется и падает «решкой», а черный силуэт повозки под веселые выкрики катится вдоль гребня горы, бесконечно напоминая связанных в цепочку и пляшущих вдоль горизонта мертвецов из «Седьмой печати».